У меня в голове порядок. Слева - тараканы, справа - мания величия. О чем это я. А! О порядке!
а вообще сейчас столько всего выходит. но я рад этому. музыка отвлекает. а еще отвлекают завалы на работе. хоть я и устаю смертельно порой. но зато некогда думать о плохом. впрочем вообще все некогда. даже пообедать. ушла смотреть, слушать, качать
а я всё еще не могу. без тебя. Ты только себя береги. Береги там. Ладно? И пусть мне сейчас не хватает тебя. Дико. Так надо, малыш мой... Наверное, так и надо, Что ты не услышишь ни стонов моих, ни криков.
Ты только будь счастлив. Будь счастлив, малыш. Слышишь? И я тоже буду. Не буду - так хоть постараюсь. А ты, малыш, сильный. Ты смог без меня. Дышишь. А я не могу без тебя... Не могу! Задыхаюсь...
А я не хочу без тебя! Без тебя очень сложно. Так сложно принять, что у нас с тобой - без вариантов... Но я... я же дура - мечтаю о невозможном - Мечтаю вернуться к марту. К тебе. Обратно.
Мечтаю вернуться туда, где еще не больно. Туда, где была любимой, была желанной... Ну ладно, малыш... Такова, видно, наша доля - Что кто-то поет в дУше, а кто-то ревет в ванной...
У меня в голове порядок. Слева - тараканы, справа - мания величия. О чем это я. А! О порядке!
невозможно не любить то, что делают ребята. снова убедилась. видео, музыка, Донууууу и да, смотреть на Сонджона теперь почему-то немного больно но на то у меня свои причины
У меня в голове порядок. Слева - тараканы, справа - мания величия. О чем это я. А! О порядке!
сегодня взялась за новую книгу. а точнее за сборник рассказов Рэя Бредбери "У нас всегда будет Париж". И в ней наткнулась на один рассказ, который никак не выходит у меня из головы.
Посещение Она позвонила, чтобы договориться о посещении. Сначала молодой человек воспротивился и ответил: – Нет, спасибо, нет, очень жаль, я все понимаю, но – нет. Однако вслед за тем на другом конце провода он услышал ее молчание – полное отсутствие каких бы то ни было звуков, только скорбь, которая не находит выхода, и после долгой паузы ответил: – Ну ладно, приходите, только, пожалуйста, ненадолго. Ситуация довольно странная, не знаю, что и сказать. Она этого тоже не знала. По дороге к нему домой она раздумывала, с чего начнет, как он к этому отнесется, что ответит. Страшнее всего было не совладать со своими чувствами – тогда он просто выставит ее из квартиры и хлопнет дверью. Ведь этого парня она совсем не знала. Абсолютно чужой человек. Они никогда в жизни не встречались; до вчерашнего дня она даже имени его не слышала – хорошо, что знакомые в местной больнице подсказали, а то она уже отчаялась что-нибудь найти. А теперь, пока не поздно, нужно было прийти к незнакомому человеку и обратиться к нему с самой необычной просьбой в ее жизни; да что говорить, в жизни любой матери за всю историю цивилизации это была бы самая сокровенная просьба. – Подождите, пожалуйста. Она дала таксисту двадцать долларов, чтобы он никуда не отъезжал – на тот случай, если она выйдет раньше, чем планировала, – а потом надолго задержалась у подъезда, сделала глубокий вдох, открыла дверь, вошла и поднялась в лифте на третий этаж. Перед его квартирой она закрыла глаза, еще раз глубоко вдохнула и постучалась. Ответа не было. В смятении она забарабанила в дверь. На этот раз ей открыли, хотя и с задержкой. Молодому человеку на вид было лет двадцать, может, больше; он окинул ее неуверенным взглядом и уточнил: – Миссис Хэдли? – Вы на него совсем не похожи, – услышала она свой голос. – То есть… Она почувствовала, что заливается краской, и чуть не развернулась, чтобы убежать. – Неужели вы надеялись на сходство? Открыв дверь пошире, он отступил в сторону. На низком столике в центре единственной комнаты был готов кофе. – Нет-нет, что вы. Сама не знаю, что говорю. – Проходите, располагайтесь. Меня зовут Уильям Робинсон. Или просто Билл. Вам с молоком или черный? – Черный. Она следила за его движениями. – Как вы на меня вышли? – спросил он, передавая ей чашку. Она приняла ее дрожащими пальцами. – Через знакомых, которые работают в больнице. Они навели справки. – В обход всех правил. – Да, понимаю. Это по моему настоянию. Понимаете, я на год, если не больше, уезжаю во Францию. Для меня это был последний шанс встретиться… я хочу сказать… Замолчав, она уставилась в чашку. – Стало быть, они прикинули, что к чему, и пошли на это, хотя истории болезни хранятся в сейфе? – тихо спросил он. – Да, – ответила она. – Все совпало. В ту ночь, когда умер мой сын, вас доставили в больницу для пересадки сердца. Это были вы. В ту ночь и еще целую неделю таких операций больше не делали. Я узнала, что вас выписали из больницы, и мой сын… точнее, его сердце… – у нее дрогнул голос, – осталось с вами. Она опустила кофейную чашку на стол. – Сама не знаю, зачем пришла, – сказала она. – Все вы знаете, – возразил он. – Нет, честное слово, не знаю. Все так странно, печально и в то же время ужасно. Не знаю. Божий дар. Я непонятно говорю? – Мне все понятно. Этот дар спас мою жизнь. Теперь настал его черед замолчать; он налил себе еще кофе, размешал сахар и пригубил. – Когда мы с вами распрощаемся, – начал молодой человек, – куда вы отправитесь? – Куда отправлюсь? – неуверенно переспросила женщина. – В смысле… – Парень содрогнулся от напряжения: слова застревали в горле. – В смысле… вам еще с кем-нибудь нужно повидаться? Еще кто-нибудь… – А, понимаю. – Женщина закивала, переменила положение, чтобы совладать с собой, изучила сцепленные на коленях руки и в конце концов пожала плечами. – В общем, да, есть еще кое-кто. Мой сын… он спас зрение какому-то человеку из Орегона. Потом, еще в Тусоне живет некто… – Можете не продолжать, – перебил парень. – Напрасно я спросил. – Нет-нет. Все это так странно, нелепо. И непривычно. Каких-то несколько лет назад такой ситуации просто не могло быть. Теперь другое время. Не знаю, смеяться или плакать. Просыпаюсь в недоумении. Часто спрашиваю себя: а он тоже недоумевает? Но это уж совсем глупо. Его больше нет. – Где-то же он есть, – сказал парень. – Например, здесь. И я живу лишь потому, что он сейчас здесь. У женщины заблестели глаза, но слез не было. – Да. Спасибо вам. – Это его надо благодарить, и еще вас – за то, что позволили мне жить. Вдруг женщина резко вскочила с места, словно ее подбросила неодолимая сила. Она стала озираться в поисках выхода – и не видела двери. – Куда вы? – Я… – выдавила она. – Вы же только что пришли! – И очень глупо сделала! – вскричала она. – Мне так неловко. Взвалила такой груз и на ваши плечи, и на свои. Нужно скорей уходить, пока я не свихнулась от этого абсурда… – Не уходите, – сказал молодой человек. Повинуясь его тону, она уже собиралась сесть. – Вы еще кофе не допили. Стоя у кресла, она трясущимися руками взяла со столика чашку с блюдцем. Тихое дребезжание фарфора было единственным звуком, под который она, охваченная какой-то неутолимой жаждой, залпом проглотила свой кофе. Вернув пустую чашку на стол, она выговорила: – Мне и самом деле надо идти. Чувствую себя неважно, слабость. Чего доброго, упаду где-нибудь. Мне так неловко, что я сюда заявилась. Храни тебя Господь, мальчик мой, долгих тебе лет жизни. Она направилась к выходу, но он преградил ей путь. – Сделайте то, зачем пришли, – сказал он. – Что-что? – Вы сами знаете. Прекрасно знаете. Я не возражаю. Давайте. – Мне… – Давайте, – мягко повторил он и закрыл глаза, вытянув руки по швам. Вглядевшись в чужое лицо, она перевела глаза туда, где под рубашкой угадывался нежнейший трепет. – Ну, – негромко поторопил он. Она почти сдвинулась с места. – Ну же, – выговорил он в последний раз. Она сделала шаг вперед. Повернула голову набок и стала медленно-медленно наклоняться, пока не коснулась правым ухом его груди. Ей хотелось закричать, но она сдержалась. Хотелось сказать что-нибудь восторженное, но она сдержалась. С закрытыми глазами она просто слушала. У нее шевелились губы – видимо, с них раз за разом слетало какое-то слово, а может, имя, почти в такт биению, которое она слышала под рубашкой, в груди, под ребрами этого терпеливого парня. Там стучало сердце. Она слушала. Сердце стучало ровно, без перебоев. Она слушала очень долго. Больше она не сдерживала дыхание, и щеки у нее порозовели. Она слушала. Сердце билось. Наконец, подняв голову, она напоследок вгляделась в лицо этого незнакомого парня и быстро коснулась губами его щеки, развернулась и скользнула к дверям, даже не поблагодарив – но благодарности и не требовалось. С порога она не оглянулась – просто открыла замок и вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь. Парень медлил. Его правая рука скользнула по рубашке и нащупала то, что было спрятано в груди. Веки так и не разомкнулись, на лице не появилось никакого выражения. Он повернулся, не глядя сел в кресло и на ощупь взял чашку, чтобы допить кофе. Ровный пульс, великий трепет жизни побежал по его руке, добрался до чашки, и теперь она пульсировала в том же нескончаемом, непрерывном ритме, пока он подносил ее к губам и делал глотки, будто смакуя снадобье, доставшееся ему в дар, которое не иссякнет еще так долго, что ни угадать, ни предсказать невозможно. Он осушил чашку. И лишь открыв глаза, понял, что в комнате никого нет.